– И я тоже, – отозвалась миссис Джесмонд совершенно спокойно. – По-моему, он очень неприятный человек и, наверное, очень испорченный. Но работник он отличный. И «Трефовая дама» без него будет уже не та.
– Боюсь, что «Трефовая дама» вообще скоро будет не та, – усмехнулся Периго.
– Что вы имеете в виду, мистер Периго?
– Не думаю, чтобы вам позволили продолжать, – пояснил Периго. – Ведь как-никак идет война. Не хочу выглядеть в ваших глазах неблагодарным. Меня здесь прекрасно кормили, и мне всегда казалось, что это очень полезное заведение. Нейлэнд, вероятно, со мной согласен. Но боюсь, что вам придется оставить это дело.
– И черный рынок тоже, – прибавил я, поддевая вилкой очередной кусок цыпленка. – Нет-нет, спекулянтами я не занимаюсь. Но если я услышу, что вы это продолжаете, я буду вынужден донести на вас.
– Я не намерена благодарить вас за предупреждение, – мило улыбнулась миссис Джесмонд. – И нахожу, что вы порядочная свинья.
– Ладно. А вы – очаровательный пушистый зверь, но очень уж дорого вы нам обходитесь. Такую роскошь мы не можем себе позволить.
– Он об этом не сожалеет, а я сожалею, дорогая миссис Джесмонд, – сказал Периго. – Вы мне всегда нравились больше, чем я вам. Конечно, я не так молод, как мог бы быть, а вы любите молодежь, и я вполне разделяю ваш вкус. Но я умею ценить женщин.
Она холодно посмотрела на него и обратилась ко мне:
– Ходят слухи о смерти Шейлы Каслсайд. Это правда?
– Да. Ее вчера вечером вытащили из канала.
– Вы говорите об этом что-то слишком равнодушно для человека, который провел с нею вчера целый час в одной из наших спален.
– Я отношусь к этому далеко не равнодушно. А в течение вчерашнего часа у меня с нею был очень серьезный разговор, – сказал я, глядя в глаза миссис Джесмонд. – Что-нибудь еще вас интересует?
– Да. Видели вы сегодня Диану Экстон?
– Нет. Периго видел. А что?
– Она мне звонила перед ленчем, но меня не было дома, и она ничего не просила передать.
– Я, пожалуй, знаю, зачем она звонила, – заметил Периго. – По крайней мере догадываюсь. Она, должно быть, хотела вам сообщить, что сегодня уезжает из Грэтли… навсегда.
Легкая тень пробежала по этому безмятежному лицу, бархатные глаза чуть помрачнели. Миссис Джесмонд испытующе посмотрела на меня, на Периго.
– Вы что-то знаете о Диане. Скажите мне! Все останется между нами, обещаю вам. Я это говорю не просто так.
Мы с Периго быстро переглянулись. Это было молчаливое соглашение ничего не рассказывать. Миссис Джесмонд, всегда чуткая к таким вещам, тотчас поняла, что ответа не будет.
– Вы, вероятно, заметили, что Диана – дура, – сказала она, немного нервничая. – Одно время она увлекалась нацистами. Потом уехала в Америку, и я надеялась, что там ее научат уму-разуму. По-моему, это все из-за какого-то мужчины. После Америки она решила открыть эту идиотскую лавку. Я подумала, что она могла бы и не выставлять себя на посмешище, но в конце концов это не мое дело…
– Пожалуй, в том-то и беда, что вам ни до чего нет дела, – пробормотал Периго. – Вам нужно одно – быть сытой, красиво одетой, уютно жить и развлекаться. Впрочем, я высказываю скорее точку зрения Нейлэнда, просто читаю по его лицу.
Она спокойно поднялась и снова посмотрела на меня.
– Я удивилась вчера, увидев вас с нею. Она ведь не в вашем вкусе. Что она натворила?
– Она не могла забыть Нюрнберг и высшую расу, – ответил я. – И предавала родину. Одни делают это ради денег, другие из страха или честолюбия, а она… ее, я думаю, толкала на это смесь романтических бредней и безмерного самомнения.
– Вы совершенно правы, – сказала миссис Джесмонд. – Диана всегда была такая. Я ее не раз предостерегала. Дело в том, что она моя сестра. Годом-двумя моложе, конечно, и гораздо глупее. Сейчас один летчик рассказывал, что возле их базы в Шотландии есть чудесная маленькая гостиница. Съезжу туда, пожалуй. Три с половиной года назад одна замечательная гадалка в Канне – к ней все ходили – предсказала, что я проживу только пять лет. Значит, осталось полтора года. Как долго! А мне начинает ужасно надоедать жизнь. До свидания. – И она лебедем поплыла к своему столику и своим молодым людям. Мы смотрели ей вслед.
– Я достаточно стар, чтобы понимать, что к чему, – печально сказал Периго. – Но эта женщина меня восхищает. Если она уедет в Шотландию, я узнаю, куда именно, и в первый же свободный день съезжу туда посмотреть, как она там. Может быть, авиация будет на дежурстве, тогда мы с нею посидим у огня, и она мне кое-что расскажет о себе – несколько глав из своей страшной и пикантной биографии. Но сначала придется все-таки познакомить ее с инспектором Хэмпом, человеком в своем роде столь же необыкновенным.
– Кстати об инспекторе, – сказал я. – Передайте ему, что, если сегодня до половины одиннадцатого от меня не будет никаких вестей, пусть он едет домой к полковнику Тарлингтону.
– Тогда и я поеду с ним, – сказал Периго. – Если только вы не пожелаете взять меня с собой, Нейлэнд.
– Нет, Периго, спасибо. Я вижу пока только один способ закончить это дело. Способ довольно рискованный, все легко может провалиться, так что не стоит нам обоим раскрывать карты. Если сегодня уже не встретимся, загляните завтра утром на Раглан-стрит. И спасибо за обед. Когда еще мы с вами так пообедаем!
Мы вышли из ресторана. На углу я сел в автобус, и, к счастью, рядом со мной оказался человек, знавший, где находится Оукенфилд-Мэнор и где нужно сойти. Я вышел в густой черный мрак. Дул порывистый ветер с ледяным дождем. Мне объяснили, что надо пройти еще примерно четверть мили и там повернуть налево. Я продвигался вперед медленно, почти ничего не видя, весь промок, и, когда добрался до поворота, мне показалось, что он гораздо дальше. Ворота я разыскал уже в начале десятого (под аркой мне удалось взглянуть на часы). Здесь мы должны были встретиться с Отто. Прождав минут десять, я решил, что он, наверное, стоит где-нибудь поближе к дому, и пошел в ту сторону. Я так вглядывался в темноту, что у меня заболели глаза. Возле парадного входа Отто не было. Ни справа, ни слева. Быть может, любящая невестка убедила его, что жизнь его слишком драгоценна, чтобы рисковать ею на таких увеселительных прогулках?